Егор Чичканов: «Хочу развить в России жанр боевиков»

Егор Чичканов родился в Самаре, с юного возраста полюбил кино и уехал учиться в Петербург на режиссера мультимедиа, даже стал кандидатом наук. Во время обучения он начинает снимать первые короткометражки, потом – работать с Жорой Крыжовниковым, пишет сценарий «Комбинации» и режиссирует сериал «И снова здравствуйте!». В этом году выйдет его международный фильм «Мажор в Дубае». В эксклюзивном интервью для GALA поговорили с Егором о том, что не понравилось в «Елках-11», и о будущем проекте за миллиард рублей с Рузилем Минекаевым (интервью с Рузилем читайте здесь).

— Вы только что с отдыха. Где были?

— На Маврикии был. Первый раз в этой части света. Прикольно.

— А сколько отдыхали?

— Почти месяц.

— Перед началом рабочего года самое то.

— Да. Это реально единственное время, когда можно спокойно отдохнуть.

— Ваша подростковая жизнь-молодость выпала на конец 90-х, начало нулевых. Как тогда было в Самаре?

— Ну, я же ребенком был (Егор 1985 года рождения. – GALA). Я только по касательной мог узнать о происходящих событиях. Но почему-то очень ярко помню моменты, связанные с ваучерами (речь про ваучерную приватизацию 1992–1994 годов. – GALA). Потому что мы с бабушкой ходили эти ваучеры покупать. Это было весело. И еще я очень точно помню кризис 98-го года. В 14 лет у нас была европейская поездка, мое первое заграничное путешествие. Доллар тогда стоил 6 рублей, а когда вернулись, доллар стоил уже 23. Мне дали деньги, на них надо было что-то покупать. Я тогда очень ярко запомнил, что такое бывает. А так вообще, конечно, стреляли, всякое происходило, было опасно. Я помню самое большое изменение: дома стали закрывать дверь. Раньше, когда я был маленький совсем, дверь не закрывали. А потом мало того что стали закрывать, так ещё и вторая дверь появилась.

— А вот вы говорили – стреляли. Это тоже по рассказам помните?

— Не-не-не, у меня вот один случай был запоминающийся. Я был у друга, мы распечатывали реферат в школу. На матричном принтере еще, я не знаю, застали ли вы?

— Нет, такое не застал.

— Он когда печатает, такой – «и-и-и-и-и-и-и-и-и-и» – звук безумный издает. И все это очень медленно, примерно одна строчка в две секунды. Одна страница текста – это по-настоящему долго. И поэтому мы задержались, и папа моего друга пошел нас провожать. И вот мы идем домой, и там прям «девятка» летит, за ней милицейская машина. Она залетает во двор, там перестрелка, выстрелы, запах пороха очень яркий. Увидеть это вживую было прикольно. Но когда ты ребенок, ты 90-е не ощущаешь по-настоящему, а как-то издалека на них смотришь. Были районы, где страшно ходить. Нападали на нас, избивали, ножом угрожали, баллончиком брызгали. Ну, мне кажется, это такое время, когда это происходило вообще налево и направо со всеми.

— А вы активно жили в этой жизни? Вы были с улицы?

— Нет, я не с улицы. Я очень домашний в этом смысле ребенок. Я учился в университете Наяновой. Это такое самарское заведение полного цикла. Там ты с первого класса, а потом переходишь в институтскую часть. Но в институтскую часть я не стал поступать, а уехал в Петербург. И все мои друзья — это школьные друзья. А вот во дворе тусовки мне не очень были интересны. Я помню, играл в «квадрат». До сих пор люблю «квадрат», и хочу даже развести кого-нибудь поиграть в них. Знаете, что это такое?

— Нет.

Автор фото: из личного архива Егор Чичканова

— Это очень клевая штука. Ты чертишь квадрат, делишь его на четыре части и в центре еще квадратик. Каждый квадрат — это твоя зона. Правила типа настольного тенниса. Он должен не дать мячу вылететь за пределы своей зоны, а твоя задача — ударить кому-то из остальных троих, чтобы он тоже попытался этот мяч отбить. В общем, это суперприкольная игра. А вообще все мои дворовые истории заканчивались всегда невесело с точки зрения родителей. Я как-то катался на велосипеде, в меня кинули шприцем. Все, родители думали у меня СПИД, я умру. А это просто какой-то дурацкий шприц. Потом кто-то за нами гнался, мы убегали. Короче, обычный двор.

— А вы в одном из своих интервью рассказывали, что в киноклуб «Ракурс» пришли. Это как раз в школьные времена?

— Это уже старшая школа. Там показывали авторское кино, прям артхаусное, необычное, странное. Я оттуда узнал о Триере, Поле Андерсене, братьях Коэн, японском кино, корейском. Это было классное время. И я там не пропускал ни одного фильма. А до этого просто очень увлекался. У нас рано появился видеомагнитофон. Ну, не в смысле мы его купили. Купить магнитофон была целая история. Маме дали его друзья на время - «Электроника-1», он вверх открывался. Я с того момента начал смотреть фильмы на кассетах, потому что раньше можно было только по телевизору кино посмотреть. В кинотеатры сходить вообще была проблема, потому что кинотеатров не было.

— В Самаре не было кинотеатров?

— Они были, просто умерли в 91-м году. Случился огромный кризис, когда распался Советский Союз, кинотеатральная система полностью умерла. Кинопроизводство умерло, и нечего было показывать, а американское кино не показывали еще. Появился видеосалон, куда я ходил. Видеосалон — это был телевизор с видиком в каком-то пространство со стульями, и там можно было за небольшие деньги посмотреть фильм. Я там смотрел «Звездные войны» с папой. В пространствах кинотеатров открывались мебельные салоны, рынки. Только где-то в 97-м году, когда вышел «Титаник» и «Сибирский цирюльник» Михалкова, началось большое возвращение людей в кинотеатры. «Титаник» тогда был невероятным хитом. Очереди выстраивались. А до этого в кинотеатре невозможно было ничего посмотреть. Кассеты — это было самое ценное. Позже у нас и своя «видеодвойка» появилась ― это когда телевизор совмещен с магнитофоном. И вот я настолько подсел, что мы с моим другом ездили на книжный рынок, там меняли кассеты. И это все время был кот в мешке: не знаешь, какого качества эти кассеты ― это «пиратка» или нет, что это за фильм. И у меня большая коллекция видеокассет до сих пор дома. Я когда приезжаю, смотрю радостно какие-нибудь фильмы на VHS, потому что это прикольно.

— Вы учились в Питере. Но не раз говорили, что вся индустрия в Москве находится. Если бы вы сейчас советовали молодым поступать, переезжать, то в какой город?

— Смотря что интересует. Если стать режиссером, то это целая проблема. Глобально режиссура предполагает наличие какого-то опыта. Сложно стать молодым режиссером. Я думаю, что вы знаете, наверное, очень мало молодых режиссеров, которые закончили университет в 22 и они режиссеры. Таких единицы. Это либо удача, либо какое-то кумовство. Либо это просто невероятный гений-талант, какой-нибудь Ксавье Долан (в 20 лет со своим первым полнометражным фильмом «Я убил свою маму» получил приз Regards Jeune на Каннском фестивале. — GALA). И это связано с тем, что, когда начинаешь рассказывать историю, работать с актером, тебе нечего будет сказать, потому что у тебя просто нет опыта. Если посмотреть работы молодых авторов, они все посвящены тому, что они знают более или менее: первой любви, сексу, запрещенным веществам, каким-то диким, безумным темам, потому что они знают это, они в этом варятся. А если говорить о режиссуре, как о профессии, то это надо получить опыт. Много кейсов, когда режиссерами становились люди вообще других профессий: стоматологи, юристы, неважно кто. Потому что у них есть жизненный опыт, которым они могут поделиться. А если говорить про профессию, то, к сожалению, на данном этапе сегодня она вся в Москве. Вся индустрия у нас очень централизована. И вот из Москвы уже ездят по России, по миру снимать. И второй вариант — это Петербург, но в Петербурге как такового кино нет. Есть «Ленфильм», но он производит один фильм в год, может быть два. Там не так много денег, и зона производства маленькая. Есть Свердловская киностудия, которая восстанавливается более или менее в Екатеринбурге. Но там все равно недостаточный объем. Дело в том, что, чтобы снимать кино, нужно много специалистов. В среднем съемочная группа может насчитывать от 80 до 300 человек. Вот это главное. Их просто нет в регионах, и им невыгодно жить в там. И это проблема.

— Вы говорили сейчас про режиссуру. К сценарному мастерству это тоже применимо? Нужно пожить, опыта набраться, чтобы что-то написать?

— Да, именно. И под жизненным опытом я подразумеваю не только ситуации, где человек работал на заводе или уходил рыбаком в море. Я имею в виду опыт человеческих отношений. Сложно снимать кино про смерть, если ты никогда ее не встречал. Нужно узнать, что такое горе. Что такое первая любовь. Что такое быть родителем. Что такое общаться с посторонними людьми. Потерять все деньги. Ощутить и иметь эмоциональный опыт, которым можно апеллировать. Сценаристам удобнее - мы можем научиться чему-то, узнать. Огромный объем работы сценариста — это ресерч (поиск и сбор материала. ― GALA). Когда ты работаешь над какой-то новой темой, обычно первый этап — это когда ты читаешь, смотришь, слушаешь по этой теме все что возможно, берешь интервью. Это огромная часть работы сценариста, про которую почему-то не говорят, но она очень интересная, важная, и без нее вообще ничего не работает. Если ты пишешь про дровосеков, но ни разу не рубил дерево, – это не страшно, ты можешь очень подробно изучить этот вопрос. Сценаристу удобнее, потому что сегодня теоретически можно не выходя из дома чему угодно научиться при помощи компьютера. Сценаристы могут быть где угодно. Это явно плюс профессии.

Автор фото: из личного архива Егор Чичканова

— Вы вкладывали в ваши короткометражки по 150–500 тысяч рублей. Это же очень большие деньги. Откуда брали их, когда начинали?

— Большие, конечно. Один раз при помощи краудфандинга собрал 300 тысяч рублей. Я работал еще: мы снимали корпоративные фильмы, ролики для мероприятий. Так как моя профессия позволяла мне разбираться и в монтаже, и в цветокоррекции, и в сведении звука, и в написании сценария, и в режиссуре, я все делал сам и мог не платить другим. Поэтому, когда я получал заказ, я сам писал сценарий, потом режиссировал и все это сам собирал. Это позволяло с одного заказа откладывать денег побольше. Моей целью всегда было снимать кино. И не снимая короткий метр, ты никогда в жизни не получишь возможность снять полный. Как доказать продюсеру, что ты можешь что-то делать? Снять что-то, что продемонстрирует твои способности. Еще надо понимать, что обучение кино напрямую связано с практической частью. Нельзя посидеть, книги почитать и научиться снимать. Так не бывает. Можно только идти и снимать. А ждать человека, который придет со стороны и скажет: «Вот тебе 800 тысяч, сними короткий метр, если хочешь», — это нереально.

— Вы рассказывали, что ваша первая очная встреча с Жорой Крыжовниковым прошла ужасно. Что там было?

— Там была вообще классная история, это был судьбоносный момент. Моя подруга работала в Bazelevs (компания занимается производством рекламных роликов и кинофильмов. ― GALA), и она знала, что я пишу сценарии, короткометражки. Она сказала мне, что есть конкурс, для которого нужно превратить небольшой сценарий в 90-страничный и сделать это за две недели. Понятно, что там никто никаких ожиданий не строил, но неожиданным образом это оказалось очень неплохо, всем понравилось то, что получилось. В эту мастерскую (конкурс) отправили 700-800 заявок. Я тоже отправил заявку и прошел на очную встречу с Жорой Крыжовниковым. И для очной встречи мне нужно было подготовить и рассказать идею полного метра. И мне казалось, что я придумал шикарную идею. Но Андрей (настоящее имя Жоры Крыжовникова. ― GALA) меня растоптал вообще. Сказал, это [фигня], что здесь ничего смешного нет, что это, скорее, болезненно; плохо, что я этого не понимаю. В общем, я был унижен, растоптан и раздавлен (смеется). Это было то самое собеседование, после которого ты думаешь: «А может, я вообще не тем занимаюсь?» Но за счет того, что произвел адекватное впечатление, меня решили позвать в эту мастерскую. Но я в Питере жил, и нужно было каждые выходные приезжать в течение трех или четырех месяцев. Говорят, мы вас берем, но только на платную часть. Есть всего два бесплатных места, и они уже отданы. Говорю, извините, я не поеду (смеется). У меня столько же денег уйдет, чтобы ездить из Петербурга в Москву каждую неделю. Они сказали, что я вообще обнаглел, и дали мне бесплатное место. Я был единственным из Петербурга, который каждую неделю ездил на поезде в Москву. Ездил на каждом поезде, на «Сапсанах», на всех ночных, на всех. Однажды мой поезд даже сошел с рельсов (улыбается). Я это узнал в новостях, когда открыл телефон и прочитал об этом. А я в этом поезде сижу в этот момент. В итоге им понравилось, как я работаю, и меня позвали на «Елки». И мы вместе писали «Елки новые», а потом «Елки последние».

— После этого вы много работали вместе с Жорой. Можете назвать две-три вещи, которым научились у него?

— Мы дружим, и я постоянно у него учусь. И я вообще поражен тому, как он мыслит. Даже если наше чувство юмора часто не сходится ― а оно у нас часто не сходится, ― у нас очень сходится понимание драматургии. Как он мыслит, как он ищет парадоксальное. Мы много еще работали вместе, писали сериал «Нина», «Рашн Юг». И Андрей (Жора) классно выступает как редактор. Он очень четко видит проблему. Он научил меня прислушиваться к своему редакторскому чувству. Вот ты пишешь, пишешь, и ты часто думаешь: ну, это вроде нормально. А сам искренне, в глубине души понимаешь, что не классно, что можно лучше, что здесь не все работает. Ты точно понимаешь, что что-то не то. Но на проверку даешь читать еще кому-то, говорят: «Классно, все работает, все зашибись». А вот твой внутренний детектор, к нему очень важно прислушиваться. Не сдаваться, не отступать и не пасть в плену уверенности, в спокойствие. Пытаться искать еще, искать парадоксальное, не приходить к решению, которое очевидно, на поверхности. Не брать с первой полки, все время пытаться удивить себя. Найти что-то точное, что-то узнаваемое и при этом необычное. Найти этот поворот. Потом в индустрии, проработав много, я понял, что Жора… ну, таких людей мало. Если не сказать, что почти вообще нет. Сочетание вкуса, точности в понимании драматургии, как работает история. И очень сложно теперь кому-то еще доверять. Андрей как преподаватель очень жесткий и прямолинейный. Много унижений было мной испытано в нашей совместной работе. Но эти унижения по итогу полезные. Ты все равно растешь. Каждый раз. Рост всегда через какую-то боль. Просто я не встречал еще пока на своем пути человека, который бы так точно, быстро, за очень небольшой промежуток времени многому меня научил.

— Вы говорили, что обожаете слушать нелепые истории, как у человека что-то не получилось, чтобы использовать их в своих проектах. А можете какой-нибудь пример из вышедших ваших сериалов, сценариев привести, где использовалась реальная история.

— Историй, произошедших со мной, в текстах, которые пишу, очень много. Но я их, естественно, перерабатываю, потому что в том виде, в котором они произошли, один в один они не подходят. У меня есть еще то, что приходит на ум, я не уверен, что могу рассказать (смеется). Ну попробую, ладно. Героиня Полины Гухман во втором сезоне «И снова здравствуйте!» находится в доме нашего антагониста Коли. Слышит, что он приближается, и ищет место, чтобы спрятаться. Сначала прячется за занавеску, потом такая: нет, занавеска не очень, под стол. Нет, под стол фиговая идея, и потом прячется за диван. Заходит потом Коля, он открывает занавеску, смотрит в окно, садится за стол, отодвигается, потом передумал садиться на диван. Если бы она была там, ее бы нашли. Был у меня бурный роман в институте, один из (смеется). Мы прогуливали пары и остались у неё в общаге. Во-первых, я находился в женском общежитии, и если бы меня нашли, то меня бы выгнали, вплоть до отчисления. Это очень серьезное нарушение. Но была любовь, ничего поделать с этим не могли (улыбается). Мы в кровати, и тут дверь в блок открывается - проверяющая. Куда деться? Я начинаю метаться по комнате. А я еще не одет. Времени одеться вообще нет. Шкаф. Хотя, нет, шкаф ― какая-то отстойная идея. Может быть, под кровать, которая стоит у окна? Нырну под кровать. Кровать нет, не успею. И уже начинает открываться дверь в комнату. Я не знаю, что делать, я просто ныряю под одеяло поглубже. Одеяло так взбиваем, чтобы объем скрыть. И я задерживаю дыхание, не двигаюсь. Заходит эта проверяющая, удивляется, почему моя девушка не на парах. Та говорит: заболела. Проверяющая начинает возмущаться, почему не убрано. Подходит к шкафу, открывает: «Ну что за бардак?!» Потом заходят двое рабочих проверять батареи, отодвигают кровать, под которой я должен был лежать. Я там под одеялом задыхаюсь постепенно. Потом они все благополучно уходят, и меня никто не заметил. Эта история, по мне, просто комедийный кладезь.

Автор фото: из личного архива Егор Чичканова

— Хотел про «Комбинацию» поговорить, где вы уже являлись сценаристом. Почему главным героем стал продюсер? И вообще, как пришла идея самого проекта?

— Ну вот с Никитой Власовым мы много чего уже делали, «Ладу Голд» написали. И мы думали, что дальше? У нас был какой-то объем идей, мы их на доску повесили и потихонечку от каждой избавлялись. И Никита в один день говорит: «Слушай, а ты знаешь про группу «Комбинация»?» Я знал, конечно, но не был фанатом. И мы решили, что пока героя не найдем, не будем за это браться. И мы стали ресерчить, смотреть, нашли этого Шишинина, его трагическую историю. Это ключ! Потому что много кто, оказывается, подступался к тому, чтобы про «Комбинацию» сделать что-то, но никто не находил ключа. А когда байопик пишешь, ещё и о музыкальной группе, то они примерно все одинаковые: вот у них ничего не получалось, вот у них получилось, вот успех и конец. Задача – найти, чем она [история] отличается от других. Что там помимо самой музыки, группы. Отдельно здорово, что это слом времен, что это конец Советского Союза, начало 90-х. Это Никитина идея была. А я все время скептически отношусь к подобному. В нашем разгоняющем механизме я все время тот человек, который гасит запал немножко. Иногда мы меняемся. Если меня попёрло, то уже не остановить, а он уже наоборот корректирует. Это нормальный процесс, когда кто-то один движет, а второй немножко редактирует. После того как мы написали первую серию, мы уже стали созваниваться со всеми участниками событий. Потому что все, что мы знали о них, брали из нашего ресерча в интернете. Мы смотрели все передачи про них, мы читали, изучали время. Но это все, конечно, не так эффективно, как взять интервью. Первый раз в жизни такое, что есть возможность не по книге, не по какой-то статье узнать что-то, а реально пообщаться с участниками событий. Вот к Алене Апиной ездили в гости, с семьей Шишинина виделись, они приезжали, зумились со всеми. Ты общаешься со всеми этими людьми и узнаешь все из первых уст, это очень интересно.

— Вы были здесь сценаристом, но если гипотетически вы были бы режиссером, насколько все по-другому было бы? Вы бы тоже работали с Никитой Кологривым?

— Я не знаю насчет Кологривого. Это тоже неочевидное решение. На самом деле, мы очень долго искали Шишинина. Никита (режиссер. ― GALA) перебрал много вариантов. Но карта Кологривого сыграла удачно. Не факт, что я бы его выбрал. Есть такая присказка, и это реально правда, что если дать один и тот же сценарий 10 режиссерам, будет 10 разных фильмов. Важно понимать, что работа сценариста заканчивается, когда начинаются съемки фильма. Понятно, что там есть разные варианты, что ты на монтаже чуть-чуть сценарист и на площадке бывает сценарист нужен. Но в целом, когда сценарий передан в руки режиссера, дальше у него другая жизнь уже. Единственный способ быть близко к тексту ― это самому снимать то, что ты пишешь. Поэтому я так и стараюсь делать: когда ты сам написал и сам снял, у тебя благодаря этому более цельное видение, ты точнее понимаешь проект. Ты чётче можешь управлять всем этим. Никита (режиссер. ― GALA) тоже соавтор, поэтому получилось очень круто.

— Кстати, если про Кологривого еще спросить, как вы относитесь к его скандальному поведению, которое тогда было?

— Ну, я, конечно же, положительно к этому не отношусь. И когда Никита выбрал Никиту, и когда продюсеры согласились, это был большой риск. Потому что выбрали еще до этого, а потом случились все эти события, когда уже процесс был близок к началу съемок. И вот это, кстати, ещё одна из переменных в производстве. Актёры могут себя вести, как угодно, это же люди. Кино - это люди, в первую очередь. Как выставлено между ними взаимодействие, как они друг к другу относятся, какая атмосфера. Это имеет принципиальное значение. Все остальное — это результат действий этих людей, поэтому так важна команда, так важно найти своих людей.

— Вы несколько раз возвращались к фильму «Рашн Юг», и мне знаете какой момент интересен? Со стороны очень удивительно, когда большое количество талантливых людей вместе делают проект, а в итоге получается фильм с очень низкими рейтингами и оценками. Почему?

— Если бы все знали, как делать классное кино, все бы только его и делали. Дело в том, что ты никогда не знаешь, каким фильм получится. Миллион факторов. К тому же этот фильм сделан из сериала «Совершенно летние», а это редко бывает удачным. Текст, кажется, получился хороший. Но снять не самый лучший фильм по хорошему сценарию — это легко. А снять хороший фильм по плохому сценарию — вот это почти невозможно. Потом, когда я посмотрел сериал, который вышел на телевизоре, мне он значительно больше понравился. Легкий, хороший, ближе к тексту. Герой более оправданно себя ведет. Вот эти рейтинги, на самом деле, плохую роль играют. Во-первых, как часто, например, вы реально ставите оценки?

Автор фото: из личного архива Егор Чичканова

— Я регулярно ставлю и слежу активно за оценками.

— Я вот, например, нет. Среди моих знакомых количество людей, которые ставят оценки на каком-либо агрегаторе оценок, из 50 человек будет три. А все 50 смотрят кино. Важно понимать: оценки, во-первых, не совсем отражают реальное положение дела, это раз. И второе, плохие оценки есть у огромного количества шикарных фильмов. А есть высочайшие оценки у чего-то, что нельзя смотреть дольше 15 минут, это шляпа. Я понимаю, что сейчас многие к ним оперируют. Но на деле никакие оценки не отражают настоящего ощущения от фильма или сериала. Потому что надо ориентироваться на свой вкус. Особенно это касается комедии. Одно и то же смешно одним людям и совсем не смешно другим. Поэтому я всегда за то, чтобы самому посмотреть и получить кайф, или не получить. Потому что единственное, в чем плюс оценок, ― что они помогают ширпотреб совсем убрать. С оценки 6 можно начинать смотреть.

Оценка «Рашн Юг» — 4,9 на «Кинопоиске», у сериала «Совершенно летние» — 7,1. — GALA.

— У вас авторский подход к коммерческому кино. И я был очень удивлен, что снимали «Елки 11». Почему вы участвовали в этом проекте?

— Я же говорил, что «Елки новые», «Елки последние» мы писали. И там у меня была возможность снять одну из новелл, но не получилось. Я никогда особо «Елки»-то не любил. И прошло время, и вот те же люди, которые делали те «Елки» (например, продюсер Галя Стрижевская, делавшая «Слово пацана» с Жорой Крыжовниковым) решили вернуть франшизу, возродить ее, потому что последний фильм на тот момент имел маленькие сборы и зрителям были неинтересен. И Галя хотела это исправить. И мне показалось интересным вернуться и всё-таки снять новеллу. Тем более съемка новеллы занимает три-четыре дня. Было любопытно сделать одну из новелл для такой массовой аудитории. Главная проблема «Елок» ― их потом очень сильно урезают, пытаясь совместить новеллы в коллаж. И очень многое уходит важного для истории. В итоге зрителя это начинает бесить, он думает, что герой противный, хотя у него есть сцена, где объясняется, почему он так делает, но ее просто вырезают.

— Во «ВКонтакте» вы предлагали зрителям угадать, какую новеллу снимали. Можете раскрыть секрет, какую в итоге?

— Я снимал новеллу с хоккеистом ― где Андрей Рожков, Виктор Хориняк, Алена Долголенко.

— У вас выходит в этом году «Мажор в Дубае». Расскажите, как вы оказались на этом проекте.

— Продюсер Дарья Капля — мы с ней запускали «И снова здравствуйте!». Она меня позвала на «Мажора». Я никогда его особо не смотрел, видел только «Мажор в Сочи», потому что это снимал Никита Власов (коллега и друг Егора Чичканова. ― GALA). И я смотрел еще «Мажор фильм», потому что это снимал оператор Бек Хамраев, с которым мы делали «И снова здравствуйте!». А сериал сам не смотрел, но для меня это была возможность снять международный проект. Это же реально в Дубае! По-настоящему. Мы снимали там 20 с лишним смен. Я работал на английском языке со всеми, это очень интересный опыт. И в итоге Паша Прилучный и Паша Чинарев прекрасные, влюбляют в себя, влюбляют в проект. И я понимаю, почему людям нравится «Мажор». Особенно когда вышел документальный фильм о вселенной «Мажора», я прям проникся историей. И еще важная для меня вещь, что у этого кино очень много фанатов. То есть зритель будет смотреть. Нет ничего хуже, чем сделать какой-то классный проект, который никто не увидит. А это вполне возможно, потому что иногда нет денег на рекламу, например. У нас зритель ленивый, как и везде в мире. Он сам не сидит на киносайтах и не анализирует, какой фильм будет смотреть. Чтобы заставить большое количество людей прийти в кино, нужно очень много рекламы. Иногда стоимость рекламы бывает больше стоимости производства фильма.

Автор фото: из личного архива Егор Чичканова

— В Голливуде много таких историй.

— Да, у нас то же самое. И это все очень дорого, очень сложно. Если продюсеры не верят в проект или просто нет денег, то его и не рекламируют. А ты потратил полтора-два года своей жизни, нервов, а это кино никто не увидел. А в случае с «Мажором» это точно увидят миллионы человек, потому что им важен этот герой, история. И мне дали карт-бланш. Сказали: «Давай делать классно, ярко, безумно». И мы неслабо в это вложились.

— Во сколько раз снимать дороже в Дубае, чем в Москве?

— Где-то в восемь.

— А какая часть команды была англоговорящая? Какой-то костяк-то все равно был наш, российский?

— Да, из России приехало почти 90 человек, а еще где-то 150–200 человек было англоговорящими. Смешной момент есть. Там есть Dubai film commission, прекрасные ребята, которые отвечают за поддержку кинопроизводства у них в городе. И нас позвали выступить, поговорить с министром внутренних дел Дубая, чтобы полиция нам помогала. У нас очень много погонь в сценарии, и для этого нужна куча разрешений, там очень сложно с этим. Я думал, мы придем, поболтаем тет-а-тет, а мы приходим ― и это огромный зал, как в ООН. С экранами, флагами, все сидят, у каждого свой экранчик. Просто невероятно не по себе было. Чувствовал себя неуместно. Это второй полнометражный фильм, который полностью поддерживают Dubai film commission и правительство Дубая. Предыдущим был «Миссия невыполнима: Протокол Фантом» (смеется), и в этот момент мне поплохело, потому что «Миссия невыполнима», а дальше вот «Мажор в Дубае».

— В хорошем списке вы находитесь.

— Да. И, соответственно, пришлось как-то постараться не упасть в грязь лицом. Ну, шуму мы там навели знатно. Они там не были готовы к дикому русскому производству. Я думаю, еще много лет будут вспоминать нас.

Автор фото: Кинопоиск

Автор фото: Кинопоиск

— А были ли какие-нибудь проблемы или трудности с законом, когда вы снимали в Дубае?

— Не бывает, когда нет проблем. Мы снимаем боевик, у нас перестрелки, а в Дубае полностью запрещено оружие. Полностью. У нас там много взрывов. И взрывы мы снимаем в одной пустыне, которая относится к одному эмирату. И в этом эмирате нельзя взрывать вот такие-то вещи. А в соседнем эмирате можно, но там нет той пустыни, в которой нам нужно что-то взрывать. И вот в одной пустыне мы снимаем одного типа взрывы, в другой пустыне — другого типа взрывы. И ни в одной из этих пустынь нельзя стрелять. Нет оружия. Только пейнтбольное, потом на компьютере все дорисовывать. Я молчу о том, что у нас был отдельно выделен человек, который следил за тем, как должны выглядеть люди из Эмиратов, какая у них одежда. Соответственно, из-за того, что все в восемь раз дороже, у нас было в восемь раз меньше времени. И нам приходилось снимать очень много. Много камер было, и это было по-настоящему тяжело. Я получил опыт безумного производства.

— Вы использовали пейнтбольное оружие и на графике дорисовывали?

— Еще будем дорисовывать. Сейчас идет монтаж. Например, «Джон Уик» весь так сделан: в нем нет стреляющего оружия вообще. То есть все оружие имитирует выстрел, но нет даже гильзы. Соответственно, двигающийся затвор, вылетающая гильза, огонь — это все нарисовано на компьютере. Мы в этом смысле идем вполне себе в ключе современного кинопроизводства.

— Как вы считаете, у вас получился авторско-коммерческий фильм Егора Чичканова или продолжение киновселенной «Мажора»?

— И то, и то. Герои такие же, но мы сделали яркий шаг в сторону блокбастера. Там довольно безумный сюжет. Я, естественно, не могу его раскрыть. Немножко отдает «форсажными» приколами и кайфово в это играть. Такое получили удовольствие, когда все это делали, потому что это смешно, и интересно, и классно. И у меня ощущение, что у нас получилось зайти на территорию большого развлекательного кино. И мне кажется, «Мажору» это очень идёт.

— Будем ждать.

— Я тоже очень жду, потому что идет процесс монтажа. Смотришь монтаж и плачешь всё время (смеётся). Это нормальный процесс. Что-то получилось, что-то нет. Но мне кажется, это в любом случае будет яркий проект.

Автор фото: из личного архива Егор Чичканова

— На «Кинопоиске» написано, что вы скоро начнете снимать фильм «Руслан и Людмила» с Рузилем Минекаевыем и Аленой Долголенко (интервью с Аленой читайте здесь). Я очень удивился. Это будет формат сказки или сильное переосмысление, как в «Мастере и Маргарите»?

— Делать современную сказку один в один мне кажется странным сегодня. Зачем что-то снимать, ничего туда не привнося? Если пытаться экранизировать книгу один в один, никогда из этого ничего хорошего не выходило, не выходит и выходить не будет. В любом случае это переосмысление. Просто, наверное, не настолько радикальное, как в «Мастере и Маргарите». Книга предполагает, что ее будут интерпретировать, необычно, глубоко. А «Руслан и Людмила»… мы находимся не в переосмыслении глобальном, серьезном, но в «правильном» освежении, привносим новый взгляд. Мне кажется, ракурс любопытный. Это самое большое, честно, что я делал, самое дорогое. Это большая сказка.

— Я не знаю, откуда эта цифра, но на «Кинопоиске» значится бюджет в миллиард рублей. Насколько это правда?

— Плюс-минус.

— Когда увидел, что вы делаете «Мажор в Дубае», то удивился, но это ваш жанр. А вот «Руслан и Людмила» – это прям шок.

— Рубен Дишдишян – генеральный продюсер «Марс Медиа», позвал меня с предложением. Я вообще сказки не люблю (смеется), это не мое, мне это не очень интересно. И когда он спросил, что мне не нравится в тексте, я рассказал, что бы поменял. Он говорит: «Классно, давай делать». В итоге мне дали возможность проявить себя. Когда ты делаешь кино, жанр как таковой не так важен. Я понимаю, что в «Елках» ощущение, что новелла растворилась, потому что одной из задач было создать не сильно контрастирующие истории. Но неважно, в каком жанре ты снимаешь, неважно, что это за стиль. Просто есть возможность себя проявить, свой юмор, свое видение, свое ощущение ритма. Поэтому в «Руслане и Людмиле» меня будет много. И будет весело, зрелищно. Поэтому я как-то загорелся этой возможностью. Это как с короткометражками, с которых мы начали наш разговор. Есть короткометражка за ноль рублей, есть за тысячу рублей, а есть за миллиард (смеется). Хочется рассказывать большое классное кино. И есть возможность сделать что-то такое, отличающееся от современных сказок, что-то новое.

— Когда ждать?

— Это еще не скоро. В 2025 году только снимем, потом еще долгий постпродакшен. В общем-то, не скоро.

— И последний вопрос: какой у вас проект мечты? Может, сценарий уже есть готовый или просто идея?

— Мне кажется, что у меня сейчас все проекты – это проекты мечты. Для меня цель – рассказать классную историю, сделать клевое кино, за которое мне не стыдно и которое будет интересно смотреть и показывать другим. И не идти на уступки в плане качества, в самобытности истории. Потому что вообще мне импонирует идея сделать зрительский боевик. Сейчас пробуем с «Мажором», посмотрим, как на это отреагируют, ведь это настоящий, большой развлекательный боевик. Хочу развить в России этот жанр, потому что у нас его нет. А с другой стороны, мне очень хочется рассказывать себе интересные истории. И я сейчас пытаюсь пробовать разное ― «Руслан и Людмила» в том числе.